Фридер и Катерлизхен - Сказка от Братья Гримм

Время чтения для детей: 15 мин

Жили-были на белом свете муж (которого звали Фридер) да жена (ее звали Катерлизхен); поженились они не так давно и считались все еще молодыми.

Однажды сказал Фридер: „Я пойду в поле, Катерлизхен; а как вернусь оттуда, пусть у тебя тогда на столе будет приготовлено что-нибудь жареное для утоления голода да какое-нибудь прохладительное питье для утоления жажды.“ – „Ступай, ступай, Фридер, – отвечала ему Катерлизхен, – уж я тебе все как следует приготовлю.“

Когда же наступило время обеда, она достала из трубы колбасу, которая там коптилась, положила ее на противень, подбавила к ней маслица и поставила противень на огонь. Колбаса стала поджариваться и шкворчать на противне, а Катерлизхен, стоя около огня и держась за ручку противня, сама про себя раздумывала…

„А что? – пришло вдруг ей в голову. – Пока колбаса изжарится, ведь я бы тем временем могла в погреб спуститься и питья нацедить.“

Вот она установила противень-то на огне покрепче, взяла кружку, сошла в погреб и стала цедить пиво. Течет пиво в кружку, Катерлизхен на него смотрит, да вдруг и спохватилась: „Э-э, собака-то у меня наверху не привязана! Пожалуй, еще колбасу-то из противня вытащит, вот будет дело-то!“ – и в один миг взбежала по лестнице из погреба…

И видит: собака уж держит колбасу в зубах и волочит ее за собою по земле.

Однако же Катерлизхен не ленива бегать, пустилась за собакой в погоню и гналась за нею довольно-таки долго по полю; но собака бежала быстрее ее и колбасы из зубов не выпускала, и уволокла ее за поле. „Ну, что есть – то есть!“ – сказала Катерлизхен, вернулась назад и, утомившись от беготни, пошла домой тихонько, чтобы немного остудить себя.

А тем временем пиво из бочки бежало да бежало, потому что Катерлизхен забыла кран завернуть; налилась кружка полная, а потом потекло пиво мимо кружки в погреб и текло до тех пор, пока вся бочка не опорожнилась.

Катерлизхен еще с лестницы увидела, какая беда случилась в погребе. „Вот тебе на! – воскликнула она. – Что теперь делать, чтобы Фридер этой беды не заметил?“

Подумала, подумала, да и вспомнила, что еще с последней ярмарки на чердаке лежит у них мешок отличной пшеничной муки, вот и придумала она тот мешок с чердака снести да в погребе и рассыпать по полу, залитому пивом. „Да, уж это можно сказать! – подумала она. – Запас беды не чинит и в нужде пригождается!“

Полезла она на чердак, стащила оттуда мешок и спустила его с плеч как раз на кружку, полную пива; кружка опрокинулась, и питье, приготовленное для Фридера, тоже разлилось по погребу.

„Недаром люди говорят, – проговорила Катерлизхен, – что где одно положено, там и другому найдется место!“ – и рассыпала муку из мешка по всему погребу. И когда рассыпала, налюбоваться не могла на свою работу и даже сказала: „Вот как тут все чисто и опрятно теперь!“

В обеденное время пришел и Фридер домой. „Ну-ка, Катерлизхен, что ты мне приготовила?“ – „Ах, Фридер! – отвечала она. – Задумала я тебе колбасу изжарить; но пока я пиво из бочки цедила в погребе, собака утащила колбасу с противня; а как я погналась за собакой, все пиво из бочки ушло; задумала я погреб от пива пшеничной мукой высушить и кружку с пивом тоже опрокинула. А впрочем, будь покоен, в погребе теперь у нас сухо.“ – „Женушка, женушка! – сказал ей Фридер. – Лучше бы ты этого не делала! Колбасу дала собаке утащить, пиву дала из бочки утечь да еще пиво засыпать пшеничной мукой выдумала!“ – „Так-то так, муженек! Да ведь я всего этого не предвидела: ты бы должен был мне все вперед сказать.“

Фридер подумал: „Ну, если и дальше так с женой пойдет, так и точно придется мне самому обо всем заранее подумать.“

Вот и случилось, что накопивши порядочную сумму талерами, променял он их на золото и сказал Катерлизхен: „Вот видишь тут эти желтые черепочки? Эти черепочки я сложу в горшок да зарою в хлеву под яслями у коровы; только смотри – не трогай их, а не то тебе от меня достанется!“ И она сказала: „Нет, муженек, ни за что не трону.“

Когда же Фридер ушел, пришли в деревню торговцы продавать глиняные кружки и горшки и спросили у Катерлизхен, не желает ли она что-нибудь купить. „Э-э, добрые люди, – сказала Катерлизхен, – нет у меня никаких денег, и ничего я у вас купить не могу; а вот если вам нужны желтые черепочки, так на черепочки и я бы у вас кое-что купила.“ – „Желтые черепочки? А почему бы не нужны? Покажи-ка их нам!“ – „Так вот ступайте в хлев и поройтесь под яслями у коровы, там и найдете желтые черепочки в горшке, а я при этом и быть не смею!“

Плуты-торговцы пошли по ее указанию, порылись под яслями и отрыли чистое золото. Золото они забрали, да с ним и бежали, а товар свой, горшки да кружки весь в доме покинули.

Катерлизхен и подумала, что и эта новая посуда ей пригодиться может; но так как на кухне в ней не было недостатка, то у всех новых горшков она повыбивала дно и расставила их в виде украшения на заборные столбы вокруг всего дома.

Как вернулся Фридер домой, как завидел это новое украшение, так и стал говорить: „Дорогая, что это ты опять наделала?“ – „А это я купила, дорогой, на те желтые черепочки, что под яслями у коровы зарыты были… Сама-то я туда не ходила – так продавцы уж их откопали.“ – „Ах, Катерлизхен! Что ты наделала? Ведь это же не черепки были, а чистое золото, и в том было все наше состояние. Ты бы этого не должна была делать!“ – „Так-то так, дорогой, – отвечала она, – да я же этого не знала; ты бы мне должен был наперед сказать.“

Постояла минутку Катерлизхен, подумала и говорит: „Послушай-ка, муженек, ведь золото твое ты можешь снова добыть, побежим скорее вслед за ворами.“ – „Пойдем, пожалуй, – сказал Фридер, – попытаемся; захвати только с собою хлеба и сыра, чтобы было нам что по дороге перекусить.“ – „Ладно, муженек, захвачу.“

Пустились они в погоню, и так как Фридер был на ногу легче жены, то Катерлизхен от него и поотстала. „Этак-то еще и лучше, – подумала она, – как будем назад возвращаться, мне же менее идти придется.“

Вот и пришли они путем-дорогою к горе, где на обоих склонах прорезаны были колесами глубокие колеи. „Ишь ты, – сказала Катерлизхен, – ведь они тут бедную землю изрезали, изрыли и исполосовали так, что во весь век не заживет!“ Да с великой-то жалости возьми и намажь все колеи маслом, чтобы колеса по ним мягче катились; а между тем как она над колеями нагибалась, выкатилась у нее одна головка сыра из фартука и покатилась вниз по горе. „Ну, нет, брат, – сказала Катерлизхен, – я раз-то взошла на гору, а из-за тебя другой раз всходить на нее не стану; пусть другой сыр за ним скатится и вернет его сюда.“

Взяла она другую головку сыра и скатила ее вслед за первой. Однако же сыры не возвращались к ней; тогда она и третий вслед за ними спустила и подумала: „Может быть, они третьего поджидают и не хотят возвращаться одни.“

Но и три сыра не возвращались; тогда она решила: „Видно, третий-то не нашел к ним дороги и заблудился на пути, пошлю-ка я и четвертый за ними, пусть позовет их.“ Но и с четвертым то же случилось, что и с третьим.

Тогда женушка рассердилась, швырнула под гору и пятую, и шестую головку, так что у нее сыру уж и совсем не осталось.

Однако же она их некоторое время поджидала еще и прислушивалась; но так как сыры не возвращались, она на них махнула рукой и проворчала: „Вас хорошо бы за смертью посылать! Ждать вас не стану: захотите и сами меня нагоните!“

Пошла Катерлизхен дальше и сошлась с мужем, который остановился и поджидал ее, потому что ему есть захотелось. „Ну-ка, давай сюда, что у тебя там есть в запасе!“

Та подала ему сухой хлеб. „А где же масло и сыр?“ – „Ах, муженек, маслом я колеи на дороге вымазала; а сыры наши скорехонько вернутся: один у меня из рук выкатился, а другие я сама за ним вслед послала, чтобы они его обратно привели.“ – „Ну, женушка, могла бы ты этого и не делать! Эка, что выдумала – маслом дорогу смазывать, а сыры с горы скатывать.“ – „Так-то так, муженек, да все ты же виноват, зачем не предупредил меня.“

Пришлось им обоим закусывать сухим хлебом; вот и сказал Фридер: „Женушка, да заперла ли ты дом наш, как из него уходили?“ – „Нет, муженек, ты бы мне это сказать должен был.“ – „Ну, так воротись же домой и сначала запри дверь, а потом уж и пойдем дальше; да кстати уж и поесть чего-нибудь другого принеси, я буду тебя здесь поджидать.“

Пошла Катерлизхен домой, да и думает: „Муженек хочет чего-нибудь другого поесть, сыр да масло ему не по вкусу пришлись, так вот, захвачу я для него из дому целый узел сушеных груш и кружку уксусу.“

Затем она задвинула задвижкой дверь верхнего этажа в доме, а нижнюю сняла с петель и с собой захватила, положив на плечи, а при этом подумала, что коли дверь у ней под охраной будет, так и в дом никто войти не сможет.

Не скоро дошла до места Катерлизхен и все думала: „Пусть муженек-то тем временем отдохнет.“

Когда же дошла она до Фридера, то сказала: „Вот тебе, муженек, и дверь домовую принесла, на-ка, сторожи ее.“ – „Ах, Господи, то-то умная у меня женушка! Нижнюю-то дверь с собой унесла, так что каждому теперь в дом наш путь открытый, а в верхнем этаже задвижкой задвинула! Ну, теперь уж поздно домой ворочаться; но уж если ты сюда дверь притащила, так изволь же тащить ее на себе и дальше!“ – „Пожалуй, дверь-то я и понесу, муженек, а уж узел с сушеными грушами и кружку с уксусом мне нести тяжело; я их на дверь повешу, пусть их дверь несет.“

Вот они наконец и в лес вошли, стали искать плутов-торговцев, однако же не нашли.

Стало уже темнеть, и забрались они на дерево, предполагая там переночевать. Но едва наверху уселись, как пришли под то дерево те самые добрые молодцы, которые уносят с собою все, что само за ними идти не хочет, и умеют разыскивать вещи прежде, чем они потеряются.

Сели они под деревом, на которое Фридер и Катерлизхен залезли, развели огонь и собирались делить свою добычу. Фридер спустился с дерева на другую сторону набрать каменьев, опять влез с ними на дерево и хотел пришибить ими воров насмерть. Но ни один из его камней не попал в цель, и воры стали говорить между собой: „Видно, скоро светать начнет, ветром стало сбивать с елей шишки.“

А Катерлизхен тем временем все еще держала дверь на плечах, и так как ей было держать тяжело, то она и подумала, что это узел с грушами дверь оттягивает, и сказала мужу: „Я узел с грушами сброшу.“ – „Нет, женушка, теперь не бросай, а то по грушам и нас на дереве разыщут.“ – „Нет, брошу, не могу, очень уж они меня тяготят.“ – „Ну, так и делай, черт возьми!“

И посыпались груши сквозь ветви вниз, а те, что внизу сидели, даже и внимания на них не обратили.

Немного спустя Катерлизхен, которая по-прежнему изнемогала под тяжестью двери, сказала мужу: „Ах, муженек! Мне и уксус тоже надо вылить.“ – „Нет, женушка, не делай ты этого, а то они, пожалуй, нас отыщут!“ – „Ох, муженек, не могу: я должна его выплеснуть! Уж очень он меня тяготит!“ – „Ну, так выливай же, черт побери!“

Выплеснула она уксус и обрызгала внизу добрых молодцев. Стали они друг с другом переговариваться, что роса, мол, падает.

Наконец-то Катерлизхен догадалась: „Да уж не дверь ли это мне так оттягивает плечо? – и сказала мужу: – Муженек, я и дверь тоже скину с плеч!“ – „Как можно! Тогда нас сейчас же откроют!“ – „Ах, не могу! Очень она меня тяготит!“ – „Да нет же, держи ее!“ – „Нет, никак не могу – оброню!“ – „Ну, так вали же ее, нелегкая ее побери!“ – отвечал Фридер с досадой.

Дверь свалилась с дерева с шумом и грохотом, и воры под деревом закричали: „Сам дьявол на нас валится с дерева!“ – бросились врассыпную и всю добычу покинули на месте.

Ранешенько утром, когда Фридер и Катерлизхен спустились с дерева, они нашли под ним все свое золото и понесли его домой.

Прочтите еще одну короткую сказку (5 мин)

Великан и портной

Двенадцать ленивых работников

Волк и семеро козлят

Learn languages. Double-Tap on one word.Learn languages in context with Childstories.org and Deepl.com.

Информация для научного анализа